Журналист Иван Голунов дал показания в суде

Во-первых, это если и не уникальный, то уж точно достаточно редкий судебный процесс. Не каждый день на скамье подсудимых сидят полицейские, которых обвиняют именно в том, что они незаконно, с применением силы, задержали человека и нагло сфабриковали уголовное дело. Нет смысла лезть в статистику, чтобы отыскать аналоги. Тем более в стране, где вообще не принято заводить уголовные дела на силовиков.

Во-вторых, процесс этот — в хорошем смысле — показательный: он дает наглядное представление о том, как, собственно, происходят подобные задержания, как людям подбрасывают наркотики и «рисуют» состав преступления.

В-третьих, со всей очевидностью понятно: суда над теми, кто подбросил журналисту Ивану Голунову наркотики, не было, если бы не цеховая, очень категоричная солидарность журналистов.

Утром, 18 января, журналист «Медузы» Иван Голунов прошел в зал заседаний Мосгорсуда в сопровождении двух охранников — он под госзащитой. Начавшийся в конце декабря процесс, по сути, стартовал лишь сегодня — с допроса потерпевшего.

В «аквариуме» четверо: экс-начальник отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков УВД по ЗАО Москвы Игорь Ляховец, его подчиненные — Роман Феофанов, Акбар Сергалиев и Максим Уметбаев. Все они не признают вину. Еще один сотрудник полиции — Денис Коновалов — сидит в зале, он под домашним арестом, вину признал и дал показания на Ляховца как на лицо, непосредственно отдавшее приказ о подбросе наркотиков.

Их статьи: «Превышение должностных полномочий, совершенное с применением насилия и оружия» (ч. 3 ст. 286 УК), «Фальсификация результатов оперативно-разыскной деятельности» (ч. 4 ст. 303 УК) и «Незаконный оборот наркотиков» (ч. 2 ст. 228 УК). Позднее СК ужесточил обвинение, добавив ч. 3 ст. 35 УК («Преступление, совершенное организованной группой»).

«Аквариум» смотрел на Голунова презрительно-высокомерно, особенно подсудимый Ляховец. И это очень сильно считывалось.

По просьбе прокурора Иван детально описывал события 6 июня 2019 года — день, когда ему подбросили наркотики. Встал, погулял с собакой, поехал на работу, в районе двух часов отправился на встречу с коллегой Ильей Васюниным, но до кафе «Шоколадница», что на Цветном бульваре, дойти так и не успел. По пути, во дворах, его окликнули.

— Я услышал окрик: «Стоять!» Обернулся и увидел, что на меня бегут Феофанов и Коновалов. Феофанов заломил мне руки за спину. Поначалу я подумал, что это ограбление. Спросил, что происходит. Мне ответили: «Ты задержан. Уголовный розыск». Они надели на меня наручники и сообщили, что нужно проехать с ними в отделение для досмотра. Я сказал, что без адвоката никуда не поеду. Но мы уже оказались около машины. Коновалов требовал от меня назвать код блокировки моего телефона. Я отказался, после чего меня запихнули на заднее сидение. Рядом со мной сел Коновалов и стал вести доверительную беседу: спросил, что я делал в Риге и что у нас там «за сходка была» (в Риге находится головная редакция «Медузы». — Ред.). Я просил разрешения позвонить родным и адвокату. Коновалов ответил: «Не положено». Когда мы приехали в отделение, в кабинете № 125 уже сидел понятой Сергей Кузнецов. Полицейские по-прежнему отказывались сообщить о моем задержании родственникам и адвокату. Я решил повторять свою просьбу о звонке адвокату каждый раз, когда в кабинет заходил кто-то новый. Один из зашедших засмеялся: «О, насмотрелся американских фильмов». 

По словам Голунова, далее сотрудники отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков УВД по ЗАО Москвы стали применять к нему физическую силу, оскорблять, требовать «во всем сознаться и не портить себе жизнь». Причем происходило это в ответ на его отказы подписывать протоколы, проходить досмотр, дактилоскопию и медосвидетельствование без адвоката.

— Я сказал, что буду проходить досмотр только в присутствии адвоката. На это сотрудники полиции ответили, что тогда будут проводить его принудительно, — рассказывал в суде Голунов. — Коновалов стал зажимать меня в угол, стягивать куртку и рюкзак. Но мешали наручники, что были у меня за спиной. Наручники сняли. Рюкзак положили на стул, а меня заставили раздеться и присесть... Когда же Сергалиев стал открывать большое отделение рюкзака, то я увидел, что там лежит пакетик с какими-то большими шариками, желто-зелеными. Я громко (чтобы это осталось на видеозаписи, которую вели полицейские) сказал: «У меня такого не было. Вы мне решили подкинуть что-то?!» Мне сказали: «Сейчас мы пойдем, откатаем пальчики». Я ответил, что без адвоката никуда не пойду, если вам что-то нужно, то будете тащить меня на руках. После чего Уметбаев ударил меня в висок.

По словам Голунова, когда его волокли в лабораторию, он, пытаясь привлечь внимание других сотрудников полиции, кричал, что ему подбросили наркотики и не допускают адвоката. Но в отделении все были словно каменные, и криками никто не заинтересовался. Сотрудница лаборатории, услышав отказ Голунова «откатывать пальчики», удивленно посмотрела на полицейских. Те предложили затянуть Голунову наручники сильнее, надавить на пальцы, и таким образом их «откатать», но эксперт эту манипуляцию отвергла. «Не пойдет. Подушечки пальцев должны быть расслабленными», — пояснила дама, отругала полицейских за то, что «плохо подготовили человека», и посоветовала поторопиться, так как лаборатория через час должна закрыться.

— После этого Лиховец стал спрашивать, почему я отказываюсь. Я требовал адвоката. В ответ на меня обрушились с нецензурной бранью, оскорблениями и обещаниями создать мне неблаговидную репутацию. Затем меня против моей воли повезли на медосвидетельствование. Я снова кричал, пытаясь привлечь внимание других людей… Увидел окно «Дежурная часть», кричал им. Но никто не реагировал. Я хватался за ручки дверей. Феофанов и Сергалиев меня отрывали и тащили к выходу. На улице тоже кричал, выкрикивал телефон мамы в надежде, что кто-то позвонит. Но все смотрели с осторожностью. А меня запихнули в машину.

Также журналист пытался привлечь внимание доктора, который проводил освидетельствование (адвоката не было). Но на просьбу Голунова вызвать полицию, доктор ответил: «Вы и так приехали с полицией».

— Я схватился там, в кабинете, за лавочку, чтобы оказаться напрямую в зоне видимости камер наблюдения. Сергалиев и Феофанов начали тянуть, давили на костяшки пальцев, чтобы я разжал руки. От боли я действительно их разжал, и полицейские потащили меня к выходу, — рассказывал журналист. — Феофанов зажал мне шею рукой. Когда мы приблизились к лестнице, я схватился за ее ограждение. Сергалиев отрывал меня, Феофанов разжимал мне пальцы, в какой-то момент я упал... Сергалиев взял меня за ноги, Феофанов — за плечи, и вместе они потащили меня вниз. Спиной я ударялся о ступеньки, затем ударился о ступеньки головой... Пытался хвататься за перила, меня снова отрывали…

Мне кажется, в какой-то момент я потерял сознание, потому что не помнил, как меня волокли через следующие пролеты. Помню себя уже лежащим на асфальте и Феофанова, который своим коленом, всем весом, давил мне на грудную клетку. Было больно. Руки мои были в наручниках...

…Как ожидается, 20 января свои вопросы Голунову задаст подсудимый Ляховец, заявивший в суде, что намерен вывести спецкора «Медузы» на чистую воду, так как «он не тот, за кого себя выдает».